понедельник, 4 апреля 2011 г.

Просящие



Москва – город контрастов. Здесь можно встретить дядю на лексусе, а можно увидеть бомжа, спящего посреди дороги в собственной моче. Можно увидеть людей среднего достатка, а можно увидеть просящих милостыню.
Меня всегда особо интересовал этот необычный класс людей, которые стоят, сидят или что-то делают, ожидая от окружающих подачки в виде монеток или бумажных купюр. Они все очень разные, каждый со своей судьбой и со своей историей, которую они несут в мир.
Есть попрошайки, которые ходят с грустными унылыми, даже мученическими лицами, выражающими всю боль мира. Как правило, они просят деньги на больных детей/бабушек/дедушек/мам/пап/братьев/сестер. Они несут табличку или стоят с ней и активно давят на жалость. Иногда это работает. Есть еще беременные дамы, которые месяцами могут стоять в переходе и с таким же мученическим лицом, на котором отражена бесконечная скорбь, просить «червончик» на будущего малыша. Волей неволей задумываешься: «А зачем ей эта история? Реальная или вымышленная. Зачем рожать ребенка, если совершенно очевидно, что жизнь не мила».
Есть люди, которые не просто давят на жалость, а что-то делают, чтоб заработать. Они пляшут, поют, играют на инструментах. И даже если у них не хватает конечностей, они скорее вызывают уважение и восхищение, чем жалость. Трогательные ребятишки, зачастую вполне прилично одетые, играющие в переходах на флейтах, скрипках и гитарах. Взрослая тетенька на Арбате, танцующая под аккорды вальса, раз-два-три, раз-два-три…Или дедушка с баяном в вагоне метро.
Третья категория просителей, это эдакие приколисты или очень необычные люди. Они не просят на хлебушек или на метро, они просят, например, на водку, на машину/квартиру/дачу или объясняют, что им тут стыдно стоять, но деньги нужны. Они всегда позитивны, вполне горды собой и люди к ним тянутся. Им так и хочется положить денежку, просто потому что они причудливые, и при виде из многие невольно улыбаются.
Так вот интересно, отчего первая категория совершенно не привлекательна для дающих, а вторая и третья вызывают гораздо большее желание положить монетку в пакет/шляпу/коробку? Почему вызывает недоверие табличка «Умирает сын. Помогите», а табличка «Дайте денег на пиво» вызывает улыбку и желание положить пару монеток? Не от того ли, что каждому хватает своих проблем (или их отсутствия)? Не от того ли, что безнадежному человеку, коими является первая группа совершенно не хочется помогать, потому как совершенно очевидно, что выбираться он не хочет, а вот затянуть с собой за милую душу? Не от того ли, что разделять радость или хохму куда приятнее, чем боль, скорбь, безнадегу? Не от того ли, что от людей второй и третьей категории веет действием, жизнью, стремлениями, а от первой бездействием и смертью? Не от того ли, что желание быть счастливыми и делать счастливыми окружающих в нас значительно сильнее, чем страдание и боль? Не от того ли, что самое лучшее для нас – это беззаботная, сказочная, яркая жизнь, полная чудес, где мы – это ценность, а мир – изобильная Вселенная, готовая всегда прийти к нам на помощь и наполнить наше существование чудесами?

Сладкое и вкусное


В детстве, когда взрослые отказывают нам в сладостях и вкусностях, часто возникает в голове мысль: «Вот вырасту, тогда буду есть столько сладкого и вкусного, сколько захочу!»
Мне, например, зачастую отказывали в поедании конфет перед обедом. Аргументом служила следующее: «Сейчас наешься сладкого, потом обед есть не станешь». В моей тогдашней голове как-то не стыковалось: зачем есть обед сейчас, если сейчас я хочу сладкого? Но взрослые есть взрослые, они больше, умнее и вообще…Я откладывала конфеты и шла поедать обед. Обед был не всегда вкусный и желанный, но его всегда нужно было доедать до конца. Я могла съесть половину порции и наесться, но тут большие, умные взрослые говорили: «Ага, я же говорила, что наешься сладкого и обед есть не будешь!» Возникало противоречивое чувство: с одной стороны есть же действительно уже не хочется, но единственный видимый способ доказать, что я не плохая, потому что мне есть не хочется – это съесть все, что лежит в тарелке.
Это позже уже приходит понимание, что сытость от наличия/отсутствия сладкого могла не зависеть. Что взрослые (родители, нянечки, воспитатели) они-то уж точно хуже моего тела знают, хочет ли оно есть и что оно хочет есть.
Я выросла, но также, по инерции стала отдавать предпочтение «полезному» несладкому, я также давлюсь и доедаю все, что лежит в тарелке, даже ощущая на полпути сытость. Иногда, конечно, случаются рецидивы, когда я покупаю конфеты, мороженное, пирожные или ужасно вредные чипсы, сухарики, но это очень редко и после этого обычно чувство вины гложет и все равно поедается что-то «полезное». Куда-то делось это «Вот вырасту, тогда буду есть столько сладкого и вкусного, сколько захочу!»
Но есть одна странная вещь: если позволить себе просто так, без чувства вины, а с полной ответственностью съесть то, что реально хочется, то этого нужно не так много. Оказывается, что я чисто физически не смогу уплетать килограммы сладостей, чипсов, сухариков и прочих вредностей. Поэтому абсолютно теряется смысл взрослых запретов. Важно помнить это при воспитании уже своих детей.